Краткая история Беларусі za apošnija 1000 hod
Современными (модерными) нациями называются широкие внесословные сообщества, которые осознают себя полноправными гражданами определенного государства и хозяевами его территории, которую они очерчивают на карте мира с помощью национальной идеи. Современные нации появились в индустриальную эпоху в результате роста производительности труда, повышением уровня грамотности и связанной с этим эмансипацией «третьего сословия» (горожан и крестьян). При этом в науке выделяют два способа формирования наций: горизонтальный (латеральный) и вертикальный (демотический). В первом случае «третье сословие» требует себе политических прав в рамках существующего аристократического государства и это не приводит к полному слому государственности. Такие нации ещё называют «историческими» - британская, французская и отчасти немецкая. Во втором случае набирающее силу национальное движение создаёт полностью новое государство, порывая преемственность со старым (например, латыши). Такие нации принято называть «неисторическими».
Декларация независимости Края от 1569 года — письменный ответ делегации Великого княжества Литовского на проект Люблинской унии.
– примерно понятно, а вот почему при схожих обстоятельствах одни этносы создают собственное государство, а другие – нет, до сих пор неизвестно. Любопытна концепция английского социолога Энтони Смита. Он утверждает, что решающее значение имеют зачатки этнической идентичности, то есть представления о происхождении своего народа, которые сложились ещё до наступления индустриальной эпохи и бытуют в интеллектуальной прослойке или хотя бы на уровне фольклора.
Главный критерий выделения белорусской нации, на основании которого формировалась территория белорусского государства – этнографический (лингвистический). Именно белорусский язык стал связующим звеном западной и восточной частей Беларуси, которые польские и русские шовинисты упорно пытались разделить по конфессиональному признаку. Увы, в настоящее время белорусский язык скорее мёртв, чем жив. В этой связи более остро становится вопрос: а нет ли у белорусской национальной идеи второй компоненты – преемственности с историческими государствами? Российская и советская пропаганда старались представить белорусов обычной «крестьянской нацией», никогда до начала ХХ века не имевшей своей национальной аристократии и, соответственно, государственности. Этой же точки зрения придерживаются некоторые современные историки, в том числе независимые – в частности, Олег Латышонок и Валерий Булгаков. Они утверждают, что к моменту третьего раздела Речи Посполитой вся аристократия являлась носителем польского национального самосознания и не считала белорусскую культуру своей, а концепция «белорусского возрождения» - не более чем историографический миф.
Конец XVII и весь XVIII век – период, когда шляхетское сословие Литвы и Беларуси окончательно оторвалось от народа и слилось со своими польскими коллегами. Всё чаще Речь Посполитую именуют просто «Польшей», а её правящий класс – польским народом. Но всё-таки что-то заставляло даже пламенных польских патриотов Костюшко, Огинского и Мицкевича подчёркивать, что они не только поляки, но и литвины. Всего через полгода после принятия Конституции 1791 года сейм принял «Взаимные гарантии обоих народов», по которым государственность ВКЛ восстанавливалась. Руководитель восстания 1794 года на землях ВКЛ Якуб Ясинский был снят с поста за «литовский сепаратизм». Даже насквозь ополяченная литовско-белорусская знать продолжала ощущать свою самобытность. Их самосознание, наверное, можно сравнить с мышлением белорусской советской номенклатуры, которая в широком смысле считала себя частью «советского» или «общерусского» народа. Иными словами, начиная с XVIII века литвины – это «поляки со знаком качества».
В 1795 году происходит третий раздел Речи Посполитой. Земли ВКЛ отходят к России, Польша разделена между Пруссией и Австрией. В 1807 году Наполеон воссоздаёт из польских земель Великое Герцогство Варшавское. Сенатор Российской Империи, «польский литвин» Михал Клеофас Огинский предлагает Александру I проект восстановления ВКЛ с государственным польским языком, который остаётся нереализованным. При вступлении Наполеона в белорусские земли местная шляхта просит его воссоединить земли бывшего ВКЛ с Польшей, на что тот отвечает, что в местном народе нет никакого польского элемента, и ограничивается созданием двух «временных комиссий» - литовской и белорусской. В 1815 году польские земли отходят к России, из них создаётся Царство Польское. Попытка польской аристократии в 1830-31 годах вернуть Польшу в границы 1772 года проваливается, закрывается «рассадник польского духа» Виленский университет. Отменяется Статут, ликвидируется униатская церквоь.
На фоне этих политических перипетий польская идентичность местной аристократии входит в стадию кризиса. Пробуждается интерес к истории Литвы: Теодор Нарбут увлекается балтской мифологией, а профессоры Виленского университета юрист Игнатий Данилович и униатский священник Михаил Бобровский заново открывают белорусско-литовские летописи и обращают внимание, что написаны они на родном для них белорусском языке. Племянник Михаила Бобровского Павел вспоминает об этом так:
«...после Венского конгресса в западных губерниях образовалась малоизвестная партия, имевшая во главе некоторых профессоров Виленского университета, которые охотнее хотели бы восстановления Великого княжества Литовского, нежели соединения Литвы и Волыни с прежней короной; эта незначительная по числу своих членов русско-литовская партия мечтала о возрождении белорусского языка, на котором был издан первоначально Литовский статут, остававшийся еще в силе». Филоматы Адам Мицкевич и Ян Чечот обращаюся к фольклору местных жителей (Мицкевича больше тянет к литовскому, Чечота – к белорусскому). При этом оба соглашаются, что белорусский язык – не просто крестьянский и был когда-то государственным в ВКЛ.
«Мова, на якой на нашай памяці любілі размаўляць паміж сабою старыя паны, што яшчэ жывуць, на якой дагэтуль гавораць паны і аканомы з сялянамі, на якой пісалі у нас некалі афіцыйныя акты» (Ян Чечот). «На белорусском языке… разговаривает около 10 миллионов людей… В период независимости Литвы великие князья пользовались им для своей дипломатической переписки… «Литовский Статут» написан на их языке» (Адам Мицкевич, перевод с польского). Известно об увлечении белорусским фольклором участницы восстания 1830 года Эмилии Пляттер. После поражения шляхетского восстания в 1833 году предпринимается попытка поднять крестьянское восстание, на территории Слонимского повета его возглавляет филомат и филарет Михаил Волович.
К середине XIX века «беларушчына» начала всерьёз проникать в сердца местной польской аристократии. Именно тогда бурления общественной мысли в связи с европейской «весной народов», поражением России в Крымской войне и заступлением на трон молодого императора Александра II срезонировали даже в крестьянских массах, среди которых в предвкушении отмены крепостного права прокатывались волнения, обретшие массовый характер сразу после объявления царского манифеста 1861 года. Вокруг популярного поэта Владислава Сыракомли стал формироваться круг польскоязычных литвинов демократических взглядов (Винцент Дунин-Марцинкевич, Винцесь Коротынский, Артём Вериго-Даревский и др.), которые проявляли к белорусам уже не просто отстранённо-этнографический интерес, а признавали его своим братом, с которым необходимо объединиться (Коротынский, Дунин-Марцинкевич), называли белорусский язык «нашим» («Чый гэта голас? Гэты словы нашы, браценькі-літоўцы»), писали на нём не только для крестьян, но и для мелкой шляхты (белорусские переводы «Конрада Валленрода» и «Пана Тадеуша»), и излагали на нём что-то вроде политических манифестов («Добрыя весці», «Уставайма, братцы»).
Защищая Дунина-Марцинкевича от нападок польских националистов, Сыракомля вновь отмечает тесную связь белорусского языка с государственностью ВКЛ:
«Пекная гэта галіна славянскай мовы — той крывіцкі дыялект — і старая! Бо гэта мова нашага літоўскага статута і заканадаўства на працягу двух стагоддзяў — XVI і XVII. I пашыраная! Бо смела можна сказаць, што на ёй размаўлялі тры чвэрці даўняй Літвы, народ, шляхта і паны» (перевод с польского). Сам Дунин-Марцинкевич, хоть и описывал преимущественно крестьянский быт, адресовал свой белорусский перевод «Пана Тадеуша» «панам і простаму народу з-над Дняпра, Дзвіны, Беразіны, Свіслачы, Віліі і часткова Нёмана», приобщая таким образом весь белорусский народ к аристократической традиции литвинов. До нас дошла только первая часть полного списка подписантов на этот белорусский перевод. Она насчитывает 79 фамилий, из них 71 шляхтичей, 5 учителей и 3 крестьянина. Географическое пространство подписки охватывает Минск, Вильнюс, Могилев, Витебск, Полоцк, Смоленск, Лепель и даже литовское Ковно. Кроме того, в сборнике «Вечарніцы», стилизованном под народные баллады, Дунин-Марцинкевич выводит в качестве персонажей выдуманного логойского князя Грамабоя и реального Витовта - «Віта, князя Літоўскага». В неизданной при жизни писателя «Пинской шляхте» также есть отсылка к истории ВКЛ: «Збіў мяне, як шведаў Хадкевіч пад Кіргольмам».
Литератор Адам Киркор (1818-1886) в одном из своих писем пишет: «Ёсць яшчэ думка, моцная і шматлікая, якая не хоча супольнасці ані з Польшчай, ані з Масквой, ані з маларусамі – а хоча ўласнага літоўска-беларускага жыцця, вядома, на федэратыўных асновах». Он же стал первым «польским литвином», который в другом письме прямо назвал себя «не природным поляком, а белорусом».
Восстание 1863 года и создание повстанческих правительств поставило на повестку дня вопрос политического устройства земель бывшей Речи Посполитой. На территории Беларуси и Литвы его возглавил виднейший представитель «красных» демократов Константин Калиновский. Он также был близок к Владиславу Сыракомле – по одной из версий, он работал репетитором русского языка у его детей. Также известно, что в Петербурге вместе со своим старшим братом Виктором он изучал историю Великого княжества Литовского. Именно поэтому уже в 1861-1862 годах в белорусскоязычной повстанческой публицистике проводится мысль о том, что белорусские земли не являются польскими в собственном (этническом) смысле слова. Так, в «Гутарке старога дзеда» есть строки «І як Польшча ўся ўстанець – ідзём і Мы з Палякамі. Калі станем з Палякамі, будзем роўнымі з панамі». Во втором номере «Мужицкой правды» король Речи Посполитой называется «Кароль Польскі да і Літоўскі».
Вообще в «Мужыцкой правде», выходившей в 1862 году, нет никакой национальной агитации – скорее всего, Калиновский ещё не занимал достаточно влиятельное положение в организации, поэтому сенсационный шестой номер ему просто не дали напечатать. В черновом варианте он прямо заявляет: «Зямля наша з вякоў вечных называецца літоўская, а мы то называемся Літоўцы», а «Палякі, што то жывуць каля Варшавы нашага Караля выбралі і сваім Каралём, з гэтае пары, Дзецюкі, мы прысягнулі на век вякоў жыці з Палякамі». Более того, это единственный текст, в котором Калиновский обращается на белорусском языке не только к крестьянам, но и к городскому среднему классу: «Адзываюся я да Вас, местачковыя і Маладзёж, і прасіці Вас буду, калі збунтуецеся, то не аддавайце ў рукі паноў ніякага ронду». Аналогичных взглядов придерживался Калиновский и после начала восстания: он преобразовал Виленский повстанческий комитет во Временное провинциальное правительство Литвы и Беларуси, издавал Приказы к народам земли Литовской и Белорусской, чётко отграничил Польшу от Беларуси в последнем седьмом номере «Мужицкой правды» (лето 1863 года), а в «письмах из-под виселицы» выступал за введение образования на национальных языках (в том числе белорусском) и предоставление всем народам Речи Посполитой самоуправления («самарондства»).
Таким образом, к 1863 году «общепольская» национальная идентичность литвинов дала трещину. Среди местной аристократии появился влиятельный интеллектуальный круг, который был готов объединиться с белорусским народом и возродить государственность ВКЛ на белорусской культурной основе.
Примечательно, что против концепции белорусско-литовской государственности не выступали даже многие русско-православные деятели. Так, кандидат православного богословия и белорусский этнограф Павел Шпилевский (1823-1861) писал о белорусском языке:
«Он был официальным языком литовского двора и правительства еще во времена язычества. Литовский Статут, памятник чрезвычайно важный для истории нашего законодательства и для древней русской филологии, писан на этом самом языке, который еще в исходе ХVІІ века употреблялся в документах признаваемых в виленском магистрате и вообще во всех актах Западой и Южной России. На белорусском языке писаны и Литовская Метрика и Акты киевского суда, которые заключают в себе бесценные сокровища для нашей истории. (...) На этом же белорусском языке любили говорить, еще в конце прошлого века, минские, могилевские и витебские помещики». Даже такой ревнитель общерусского православия как Михаил Коялович иногда называл себя литвином и воспринимал ВКЛ как свободный союз белорусского и литовского народа, негативно оценивая лишь польско-католическую экспансию после 1569 года.
В 1862 году царская администрация выпускает тираж предназначенного для чтения в школах учебника «Рассказы на белорусском наречии». Хоть они и пронизаны апологией православия и «общерусского единства», их автор (достоверно неизвестен) принадлежал к польской исторической школе. В частности, в учебнике утверждается, что исконной территорией Литвы была Виленщина и Гродненщина, а создание Великого княжества Литовского трактовалось так:
«Ад нашых прадзедаў-беларусаў літвіны пераймалі і звычаі і самую мову. Пад панаваннем літоўскіх князёў літвіны жылі з беларусамі ў вялікай згодзе. Даўней беларускія князі набіралі літвінаў да свайго войска і разам з імі хадзілі ваяваці з кіеўскімі князямі; а пасля таксама літоўскія князі цэлае сваё войска мелі з беларусаў. З часам літвіны, каторыя жылі найбліжэй каля Беларусі, зусім страцілі сваю мову і пачалі гаварыці па-беларускаму. Разам са звычаямі і моваю ад славян-беларусаў пачала перахадзіці да Літвы і вера праваслаўная». После 1863 года царская администрация умело сыграла на внутренних противоречиях повстанцев и остановила в зародыше попытку формирования белорусской нации по латеральному (горизонтальному) принципу, разделив белорусский народ на православных «русских» крестьян и «польских» панов-католиков. Тираж изданного в 1859 году и даже допущенного царской цензурой белорусского «Пана Тадеуша» из-под пера Дунина-Марцинкевича не дошёл до читателей и был сожжён, совместный сборник белорусской поэзии Сыракомли и Коротынского, а также обширное поэтическое наследие повстанцев Вериго-Даревского и Ольгерда Обуховича, возможно, утеряны для нас навсегда. «Рассказы на белорусском наречии» так и не попали ни в одну белорусскую школу. «Кривицкий вязок», созданный состоятельными аристократами в Петербурге в 1868 году для массового издания белорусскоязычной литературы, был разгромлен властями.
Как бы выглядел процесс нациостроительства на белорусских землях в случае победы восстания либо если бы его вообще не было, а российская администрация не препятствовала бы культурной активности местной аристократии? Последнее слово в таком случае было бы за интеллектуалами, вышедшими непосредственно из нижних белорусских сословий. На карте Европы вполне могла бы существовать Речь Посполитая по образцу Соединенного Королевства с единой политической британской нацией, но с сильным региональным патриотизмом и культурно-языковыми особенностями, позволяющими даже поставить на референдум вопрос о независимости (Шотландия, 2014 год), а роль Северной Ирландии, скорее всего, играла бы Западная Украина. В то же время, Беларусь могла бы получить независимость, но иметь другое название: Литовская Русь (литовско-русинским называли наш язык Адам Мицкевич, Винцесь Коротынский и Владислав Сырокомля), Крывия (кривичский язык – термин Яна Чечота и всё того же Владислава Сыракомли). В конце концов, Беларусь могла бы иметь всё тот же вид, что и сейчас – термин «белорусский» в современном смысле использовали уже Кастусь Калиновский и Дунин-Марцинкевич.
Достаточно массовое в современном понимании белорусское национальное движение возникает лишь к началу XX века, катализатором для которого стала революция 1905 года, снятие запрета на печать на языках национальных меньшинств и указ о веротерпимости. Было ли это движение чисто крестьянским? Снова нет. Выходцами из шляхетского сословия были основатели «Нашей Нивы» братья Луцкевичи, соонователь первой белорусской партии Вацлав Ивановский, создатель белорусского театра Игнат Буйницкий, классики белорусской поэзии Алоиза Пашкевич и Янка Купала, «первый белорусский историк» Вацлав Ластовский, сын участника восстания 1863 года и белорусский поэт Карусь Каганец.
Но это социальное происхождение, а как насчет идейного правопреемства? Так вот, все до единого белорусские историки начала ХХ века – начиная от националиста Ластовского и заканчивая «пролетарским» Всеволодом Игнатовским именуют ВКЛ не иначе как «Белорусско-Литовское государство». Последний называет политику Московии в отношении ВКЛ «империалистической», а восстание 1863 на белорусских землях трактует не иначе как «национально-освободительное». Янка Купала в своей публицистике 1919 года также напоминал белорусам о их Литовско-Белорусском княжестве и государственности белорусского языка. Дальше всех пошёл Язэп Лёсик, который в статье, опубликованной в официальном журнале БССР в 1921 году прямо назвал древних литвинов «славянским племенем», оставив современным литовцам лишь государственную традицию Жмуди.
Аналогичные взгляды на белорусскую историю нашли отражение в официальной традиции БНР. Так, во Второй Уставной Грамоте есть такие слова: «Пасьля трох з паловаю вякоў няволі зноў на увесь сьвет кажа беларускі народ аб тым, што ён жыве і будзе жыць». Тем самым признавалось, што до Люблинской унии 1569 года белорусский народ жил «вольно». Литовскому гербу «Погоня», который стал государственным символом БНР, посвятил своё стихотворение белорусский классик Максим Богданович. Были эксперименты и со сменой самоназвания: всё тот же Вацлав Ластовский пропагандировал термин «кривичи», а Язэп Лёсик придумал термин Литва-Беларусь. Рудименты "литвинского" самосознания попали даже в роман Якуба Коласа "На ростанях": - Я литвин, - с какой-то гордостью заявлял пан подловчий и свою принадлежность к литвинам доказывал, между прочим, и тем, что его фамилия - Баранкевич - имела окончание на "ич", тогда как чисто польские фамилии оканчиваются на "ский": Жулавский, Домбровский, Галонский. (...) Говорил подловчий Баранкевич чаще всего хорошим беларусским языком. Сохранялось и духовное единство с «польскими» поэтами XIX века. «Польскому литвину» Владиславу Сыракомле Янка Купала посвятил стихотворение «Лірнік вясковы» и перевел несколько его стихов на белорусский язык. Участник восстания 1863 года Францишек Богушевич, который в предисловии к «Дудке белорусской» вновь постулировал тезис о неразрывной связи белорусского народа с государственностью ВКЛ, единодушно признан всеми классиком белорусской литературы.
А как к белорусскому движению отнеслась та самая «польская аристократия»? Начнем с того, что по переписи 1897 года 43,3% местной шляхты указали родным белорусский язык. На переписи 1916 года, когда уже нужно было указывать национальность, магнат Евстах Любанский и граф Юрий Гуттен-Чапский записались белорусами. Белорусскому национальному движению симпатизировали такие «польские» дворяне, как депутаты российской Госдумы Иероним Эдвинович Друцкий-Любецкий и барон Эдвард Роп, глава «Краёвой партии Литвы и Руси» Эдвард Войнилович, посол БНР в Германии и Швейцарии Альбрехт Антоний Радзивилл, «хлопоман» Николай Вильгельмович Радзивилл и его жена княгиня Магдалена Завиша-Кежгайло, а также сооснователи белорусских партий «Хрысціянская злучнасць» и «Сувязь незалежнасці і непадзельнасці Беларусі» барон Казимир Шафнагель и князь Винцент Святополк-Мирский. Последние двое в январе 1918 года вместе с Вацлавом Ластовским и братьями Луцкевичами приняли участие в Виленской белорусской конференции, в итоговой резолюции которой было сказано, «што ўсе акупаваныя беларуска–літоўскія землі становяць аснову колішняга незалежнага В. Кн. Літоўскага, каторае ўжо пры сваіх нарадзінах складалася з двух народаў: літоўскага і беларускага», и предлагалось возродить некогда единый белорусско-литовский государственный организм на равноправной федеративной основе.
Барон Казимир Шафнагель даже издал на польском языке целую брошюру «К нашей краёвой интеллигенции», которую разослал многим местным «полякам». В ней он подробно останавливается на истории Литвы:
«У тагачасных старых гасударственых дакументах гістарычных мы пастаянна спатыкаем гэткае выдзяленне: “Мы, баяры літоўскія і рускія, сабраўшыся ўхвалілі і г.д.” – аднак з ходам часу названне “рускія баяры”, “русская шляхта” заціраецца, знікае, а толькі прыбірае новае імя, супольнае з народам літоўскім і ўзятае ад літоўскай гасударственасці, – імя “літвінаў”. Усё гасударства, зложанае з некалькіх нацый, атрымлівае агульнае названне “Літвы”; жыхары яго – як сапраўдныя літвіны, так і русіны – без ніякай розніцы называюць сябе “літвінамі”, адрозніваючыся гэтак ад палякаў, жыхароў “Кароны”. “Літоўскае войска”, “літоўская шляхта”, “літоўскі народ” – усё гэта абнімае як сапраўдных літвінаў, так і русінаў (беларусаў) (...) Гасударственасць, трываўшая цэлыя сталецці пад іменем Беларуска-Літоўскай дзяржавы і загубленая сто лет таму назад, мусіць быць вернена паўстаўшым да новага жыцця беларусам і літвінам, адвечным гаспадарам гэтага краю». Более того, он называет белорусами Адама Мицкевича, Тадеуша Костюшко, Станислава Монюшко и Генриха Сенкевича, выражая сожаление, что они положили «на жэртвенны алтар польшчыны найвышэйшыя праявы свайго нацыянальнага генія».
Символично, что в марте 1917 года во главе всего белорусского движения стал бывший депутат российской Госдумы Роман Скирмунт – «польский» дворянин и католик с литовской фамилией. В этом качестве он нанёс личный визит главе Временного правительства Александру Керенскому, добиваясь создания белорусской автономии, на что получил знаменитый ответ «Мы не собираемся превращать Россию в этнографический музей!». Сам он вспоминал, что его предки до XVII в. пользовались белорусским языком как домашним. В своих статьях настаивал на том, что в Беларуси нет никакой польской шляхты, есть лишь ополяченные выходцы из белорусского и литовского народов, которые должны вернуться к своим корням. К концу 1917 года был отстранен от руководства белорусским движением, вернувшись в него лишь летом 1918 года, на короткий период возглавив правительство БНР. Одним из пунктов программы его кабинета было возвращение государственным институтам Беларуси их исторических названий: Речь Посполитая Белорусская, Вальный Сойм, Канцлер и т.д. По одной из версий, именно правительству Скирмунта БНР обязана установлению литовского герба «Погоня» в качестве государственного. Но новая, большевистская российская империя вновь разделила белорусский народ со своей элитой, вытолкнув её в объятия Польши.
Подытожив вышесказанное, можно утверждать, что «белорусскость» Великого княжества Литовского – не миф, выдуманный белорусскими националистами. Весь XIX век в каждом поколении «польской» аристократии на территории Беларуси появлялись далеко не последние в своём сословии люди, которые, вглядываясь в свою историческую родину – «Литву» – осознавали её белорусский характер. И лишь прямое силовое вмешательство России с её пропагандой «общерусского единства» мешали воссоединению белорусского народа со своей аристократией и государственной традицией.
Заявления Александра Лукашенко и его приближенных о риске гражданской войны и возможном разделе белорусских земель между Польшей и Россией – не так уж беспочвенны, как кажется на первый взгляд. Дело в том, что белорусы до сих пор не стали полноправными гражданами своего государства и хозяевами своей земли – а значит, белорусская нация ещё не завершила своё формирование. Сейчас единственным государствообразующим субъектом является Александр Лукашенко, но с его уходом знамя белорусской государственности придётся нести всему белорусскому народу. А для этого нужна национальная идея об исторической общности всех белорусских земель, равенстве всех конфессий и политических течений. Нужно массовое понимание ответов на вопрос: что такое Беларусь? Почему возникло это государство и почему оно должно существовать в дальнейшем? Без этого мы обречены стать failed state, а свято место пусто не бывает – «собиратели земель русских» и Rzeczpospolita Polska с помощью русских культурных программ и «карт поляка» быстро растащат то, что останется от нашей страны.
Вести отсчёт белорусской независимой государственности от БНР и БССР означает признавать её случайность: первая возникла как спонтанная реакция на заключение Брестского мира, а вторая нужна была большевикам то как буфер, то как плацдарм, то как соучредитель ООН. Апеллировать лишь к «(бело)русскому» наследию ВКЛ – то же самое, как если бы литовцы апеллировали лишь к своей «жемойтской» национальной традиции. Такой подход ставит на первый план православие в ущерб католичеству, протестантству и униатству, что неизбежно ведёт нас в концепцию «триединой православной Руси Московского патриархата». Наследовать Полоцкому княжеству – означает оставлять за бортом белорусско-украинское Турово-Пинское княжество (Полесье) и балто-славянскую Гродненщину (историческую Литву), которые слились воедино именно в составе ВКЛ. И главное: первые черты белорусского языка, основной доминанты белорусского этноса, дошли до нас лишь со времен зарождения ВКЛ, где он и был государственным вплоть до 1696 года.
ВКЛ было органичным балто-славянским союзом, который стоял на двух опорах – белорусской культуре и европейской цивилизации. Эта гармония нарушалась лишь притязаниями католической знати на привилегированное положение в государстве. Но даже эти религиозные противоречия, несмотря на благоволение мощного православного восточного соседа, не помогли разорвать нашу страну ни Свидригайло в 1432 году, ни Михаилу Глинскому в 1508 году, ни Северину Наливайко в 1594 году, ни Богдану Хмельницкому в 1648 году.
Надо сказать, что православные образованные круги восточной и южной Беларуси отчасти тосковали по утраченной связи с Киевской Русью и часто поддерживали украинское казачество, на что иногда получали чрезмерно жёсткий отпор со стороны армии ВКЛ. Но в середине XVII века этой ностальгии пришел конец. В 1654 году русский царь совместно с украинской Гетманщиной предприняли «освободительный поход» на своих единоверцев. Уже через год была занята вся территория Беларуси. Правда, уже на первых порах с «освобождением» что-то пошло не так. Многие восточнобелорусские города не спешили сдаваться на милость «освободителям», выдерживая несколько недель осады. Были случаи и добровольной сдачи. Так, ворота Могилева открыл московским войскам Константин Поклонский – основатель белорусского казачества. Экстренные попытки «отбить» город не достигли успеха – православные могилевчане стояли насмерть. Но всего 4 лет православной московской власти хватило, чтобы православная же Белая Русь подняла антироссийское восстание под командованием «белорусских полковников» Ивана Нечая и Дениса Мурашко. В 1661 году могилёвцы перерезали московский гарнизон и сдались армии Речи Посполитой, за что получили от короля все свои прежние привилегии, а также новый герб с рыцарем в городских воротах. Ещё один белорусский полковник – Константин Поклонский – тоже вернулся на службу королю: «Мы в лучшей вольности прежде за ляхами были, чем теперь живут наши… Предпочитаем уже теперь в шалашах пение свое [православное] иметь, нежели в златых церквах и в такой неволе у них пребывать».
Именно в 1667 году ценой неимоверных усилий белорусы подтвердили свои нынешние белорусско-российские и белорусско-украинские границы - поэтому в начале ХХ века «украинский» Брест подключился к белорусскому движению, а Смоленск остался за бортом. Восточная «Белая Русь» сделала свой исторический выбор в пользу единства с западной «Литвой», пускай и ценой чистоты своей православной веры – сразу после окончания войны Полоцкая епархия стала униатской. А вот героические могилевчане сохранили свою епархию, которая продолжала подчиняться Константинопольскому патриархату, в состав которого белорусские земли непрерывно входили от крещения Руси. Современные белорусские христианские течения могут апеллировать как к расцвету православия в XIV веке, так и к волне протестантизма XVI века, не говоря уже о католичестве. Секулярное белорусское общество в сочетании со свободой вероисповедания позволит оставить позорные религиозные войны в далёком прошлом.
Мы подходим к кульминации исторического белорусско-российского противостояния. Поскольку белорусский язык сейчас находится в глубоком упадке, выстоять как нация мы сможем только осознав себя носителями древней Литовско-Белорусской государственности, что станет идеологической основой и возрождения второй компоненты белорусской национальной идеи – белорусского языка.
Государственное правопреемство необходимо установить на конституционном уровне. Для этого есть все основания. И сказать за это спасибо мы, похоже, должны Александру Лукашенко.
Принимая Конституцию 1994 года, белорусский парламент побоялся включать в её преамбулу фразу «отдавая должное поискам справедливого общественного устройства на древней земле Беларуси, нашедшим отражение в Статутах Великого княжества Литовского, Русского, Жемойтского, Уставных грамотах Белорусской Народной Республики, Конституциях Белорусской Советской Социалистической Республики, а также Декларации о государственном суверенитете Республики Беларусь». Вместе с тем, осталась другая – «опираясь на многовековую историю развития белорусской государственности». На референдумах 1996 и 2004 годов её не выбрасывали.
Также не были переписаны учебники по истории Беларуси вплоть до 9 класса, то есть за период по конец XIX века. Последние 30 лет школьники учат белорусоцентричную историю, пронизанную духом «литвинства».
Ещё один путь индоктринации белорусской национальной идеи – издание «Я грамадзянін Рэспублікі Беларусь», которое примерно с 2006 года выдаётся в качестве личного подарка Президента каждому молодому белорусу при получении паспорта. Историческая часть издания рассказывает про давние традиции старобелорусского языка, про распространение этнонима «литвины» на весь белоруссий этнос ещё в XVI веке и национального героя Беларуси Кастуся Калиновского.
Отдельная благодарность – за памятники Ольгерду в Витебске и Гедимину в Лиде.
Как результат – данные соцопросов говорят, что почти половина белорусов (44%) считают ВКЛ первым белорусским государством (Полоцкое княжество – 25%).
Похоже, это уже не сможет перебить никакая антибелорусская пропаганда.
От редакции
Границы современной Беларуси точнее совпадают с границами ВКЛ, чем России — с границами Российской империии. Белорусский этнос сложился в XV веке, а государственность — еще раньше, государственый язык — тот же, что и 500 лет назад. Откуда берутся люди, ведущие историю нашей страны с 1917 года?
Ликбез: гісторыя Беларусі. Кратко. Інтэрактыўна. Як мае быць. Must have.
Since 2014
